Неточные совпадения
Увидав воздымающиеся из корсета желтые плечи
графини Лидии Ивановны, вышедшей в дверь, и зовущие к себе прекрасные задумчивые глаза ее, Алексей Александрович улыбнулся,
открыв неувядающие белые зубы, и подошел к ней.
— Скажи, что ответа не будет, — сказала
графиня Лидия Ивановна и тотчас,
открыв бювар, написала Алексею Александровичу, что надеется видеть его в первом часу на поздравлении во дворце.
— Шведская королева Ульрика-Элеонора скончалась в загородном своем замке и лежала во гробе. В полдень из Стокгольма приехала подруга ее,
графиня Стенбок-Фермор и была начальником стражи проведена ко гробу. Так как она слишком долго не возвращалась оттуда, начальник стражи и офицеры
открыли дверь, и — что же представилось глазам их?
Уверенный, что он сказал нечто едкое, остроумное, Клим захохотал, прикрыв глаза, а когда
открыл их — в комнате никого не было, кроме брата, наливавшего воду из
графина в стакан.
— Водка! — произнесла презрительно дама и,
открыв форточку, выбросила за нее
графин и рюмку.
Я думал, что она еще не знает, что Алеша, по непременному распоряжению князя, должен был сопровождать
графиню и Катю в деревню, и затруднялся, как
открыть ей это, чтоб по возможности смягчить удар. Но каково же было мое изумление, когда Наташа с первых же слов остановила меня и сказала, что нечего ее утешать,что она уже пять дней, как знает про это.
Прозоров взглянул на Сарматова какими-то мутными осоловелыми глазами и даже
открыл искривившийся рот, чтобы что-то ответить, но в это время благодетельная рука Родиона Антоныча увлекла его к столику, где уже стоял
графин с водкой. Искушение было слишком сильно, и Прозоров, махнув рукой в сторону Сарматова, поместился за столом, рядом с Иудой.
Когда
графиня вполне поняла затруднительное положение свое, ей было за тридцать лет, и она разом
открыла две ужасные вещи: состояние расстроено, а молодость миновала.
Однажды утром
графиня приказала племяннице одеться повнимательнее,
открыть больше шею и сама осматривала ее с ног до головы.
«Что, если, — думал он на другой день вечером, бродя по Петербургу, — что, если старая
графиня откроет мне свою тайну! — или назначит мне эти три верные карты!
Желая быть на своем месте, я
открыл шкапчик дяди Гро согнутым гвоздем, как делал это всегда, если мне не хватало чего-нибудь по кухонной части (затем запирал), и поставил тарелку с яблоками, а также синий
графин, до половины налитый водкой, и вытер пальцем стаканы.
Какие чувства наполнили душу Ибрагима? ревность? бешенство? отчаянье? нет; но глубокое, стесненное уныние. Он повторял себе: это я предвидел, это должно было случиться. Потом
открыл письмо
графини, перечел его снова, повесил голову и горько заплакал. Он плакал долго. Слезы облегчили его сердце. Посмотрев на часы, увидел он, что время ехать. Ибрагим был бы очень рад избавиться, но ассамблея была дело должностное, и государь строго требовал присутствия своих приближенных. Он оделся и поехал за Корсаковым.
Но когда тот сказал ей, что русский генерал граф Орлов поручил ему
открыть кредит
графине Пиннеберг, подозрение блеснуло в голове ее, и, несмотря на то, что она крайне нуждалась, сказала банкиру, что не имеет надобности в его помощи.
Кто был этот быстрый на руку королевецкий начальник — это так и осталось нам неизвестно, но мы ему были очень благодарны, что он проучил Кириллу, а главное —
открыл нам, что коварный мужичонко выдавал нашего великолепного товарища за московского палача, которого он будто бы везет в Киев польскую
графиню наказывать, а нас двух выдавал за его учеников.
Иногда я
открывал глаза и видел черное небо с какими-то красивыми огнистыми полосами, и снова закрывал их, и снова разглядывал обои, блестящий
графин, и думал, почему не спит сын: уже ночь, и ему надо спать.
Графиня широко
открыла глаза.
— Да! Только бы, Ты поддержал меня, Господь мой! — продолжала
графиня, не замечая мужа. — Только бы Ты просветил его разум и
открыл ему, как сам он глубоко несчастлив в своем ослеплении. А я… я, забывая себя, стану исполнять долг свой и дам ему все то счастье, какое может дать страстно любящая жена.
Часть состояния, которую она оставила на свою долю, была предназначена ею на внесение вклада, без которого невозможно поступление ни в один из католических монастырей. Сумма вклада была внушительна и
открывала ей дорогу к месту настоятельницы. Это, конечно, было впоследствии, но
графиня Свянторжецкая была из тех женщин, которые не могут существовать без честолюбивых замыслов и у которых их собственное «я», даже при посвящении себя Богу, не играло бы первенствующую роль.
Приходили гувернеры, няни, Митинька, некоторые знакомые, и
графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз
открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке.
Графиня испуганно
открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день и следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала
графиню. На третью ночь
графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула, Наташа
открыла глаза.
Графиня сидела на кровати и тихо говорила.